В киевском информагентстве «Главком» прошла пресс-конференция «Не допустить на обмен с РФ причастных к теракту в Харькове 22 февраля 2015 года». Ее участниками были депутат Верховной рады, командир так называемого "медбатальона «Госпитальеры»" Яна Зинкевич, музыкант группы «Танец на площади Конго» Александр Фоззи Сидоренко и журналист Руслан Горовой.
Весь пафос пресс-конференции: нельзя отпускать на обмен харьковских заключенных Владимира Дворникова, Виктора Тетюцкого и Сергея Башлыкова, подозреваемых в совершении взрыва возле Дворца спорта 22 февраля 2015 года, в результате которого погибли четыре участника евромайдановского шествия. Против обмена Дворникова, Тетюцкого и Башлыкова протестовали несколькими днями раньше и харьковские националисты.

Во время пресс-конференции коробили слух два момента. Противники «террористов» с нежностью говорили о футбольных ультрас, охранявших евромайдановское шествие. Но надо напомнить, что это те самые харьковские ультрас, которые участвовали в событиях 2 мая 2014 года в Одессе и причастны к гибели людей в Доме профсоюзов. Причем вся эта околофутбольная погань не только не отрицала свою роль в трагедии 2 мая, но и кичилась ею.

Люди же, которых участники пресс-конференции без тени сомнения называют «террористами», в суде отрицают свою вину. Обвинение еще не доказано, а презумпцию невиновности никто не отменял. По сути, все эти акции протеста озвучивают лишь точку зрения стороны обвинения, которая за четыре с половиной года так и не доказала своей правоты в суде. А мнение стороны защиты вообще не интересует украинских национал-патриотов.

На вопросы журналистов согласилась ответить Яна Тетюцкая, жена одного из обвиняемых.

— Когда и как вы узнали, что мужа подозревают в причастности к теракту?

— Весь этот кошмар для нашей семьи начался 26 февраля 2015 года. В 6-40 утра прозвенел звонок. Еще все спали, я встала. У нас домофон, было видно на экране: люди в касках с автоматами. Естественно, я разбудила Витю. Он подошел к двери, а они уже ее начали выламывать. Ворвались человек десять альфовцев, два или три сотрудника СБУ и два человека левых, которые были представлены понятыми. Витю повалили на пол, заломали. Слышны были удары, видимо, прикладом приглушили. Но в этой суматохе непонятно было. Дочка плакала. Потом мне сказали: «Помоги ему одеться». Руки у него были связаны. Его увели. От силы полчаса это происходило.

После того, как Витю вывели, остались два СБУшника и понятые. Они начали просто вальяжно ходить по квартире, заглядывали в холодильник, требовали документы на квартиру. Делали вид, что обыскивают… А по факту они ничего и не смотрели. Зашли на балкон — заглянули в шкаф. В комнате стоял письменный стол ребенка, на котором ее ноутбук. И они на крышке ноутбука ставят пакетик. Спрашивают: «Что это такое?» Я говорю: «Без понятия, вы его только что туда поставили». Дочка тоже начала кричать: «Я видела, вы его туда поставили». Ребенок там занимался, и там в принципе кроме ее вещей ничего не могло быть. В пакете оказались гранаты, пусковые крючки и в черной пленке тротил или пластид в виде кирпича. Мне начали тыкать телефон с какими то фотографиями, гаражи какие-то: «Что это? Отвечай, или пойдешь сейчас как соучастница». Говорю: «Я вообще не понимаю, что происходит. Где мне искать мужа?» Отвечают: «Звони в справочную».

Забрали ноутбук, нетбук, телефоны, документы на квартиру, ключи от машины. Машину сразу же со стоянки увезли. Мне дали протокол с изъятыми вещами на подпись. Я сказала, что ничего подписывать не буду, потому что это полнейший бред — то, что здесь происходит. И они уехали без моей подписи. Как оказалось, машину только через несколько дней подписали как вещдок ко всем этим вопросам. Но саму машину забрали до составления этого протокола.

Мы с отцом несколько дней искали Витю. В СБУ нам говорили, что не знают, где он, что это конфиденциальная информация, они не могут нам сказать.

— А где он находился?

— По факту оказалось, что он был в СБУ в подвалах, там подвергался пыткам. Они выбивали у ребят признательные показания, что они совершили теракт 22 февраля 2015 года. Потом только нам удалось доказать, что они после избиений попали в неотложку. Это уже спустя восемь-десять месяцев. после смены адвоката

— Почему пришлось сменить адвоката?

— Там такая история. Бесплатного адвоката, которого нам предоставили, Александра Шадрина, к нам вообще не допустили. И нарисовался непонятно откуда адвокат Устименко. Ночью позвонил, чтоб я подъехала. Сказал, что он просто был в СБУ, и в коридоре, где мой муж, якобы, курил, они случайно встретились (хотя как потом выяснилось, ребята не то что курить, даже стоять на ногах там не могли — их урабатывали в это время). И якобы Витя попросил Устименко защищать его права. На самом деле это оказался просто подставной человек СБУшный, который на протяжении восьми месяцев сбивал с меня деньги за каждый приезд в суд. Я в то время жила в пригороде, он приезжал, снимал с меня деньги. То 800, то 1000, то 1500 гривен. Вот за восемь месяцев две тысячи долларов ушли этому адвокату, который по факту вообще ничего не делал. Мы просили его достать справки из неотложки о побоях.

— Когда были побои?

— Я видела Витю в первые дни после задержания: у него чистые были только ладони и лицо. Тело все было черное и красное, в кровоподтеках. Ребята еще долго отходили от больницы. Их через несколько дней вернули на СБУ, они реально были в коматозном состоянии. На меру пресечения они еле шли. Я задала вопрос адвокату. Он говорит: «А, просто шнурки не завязаны». Такие басни травил… Сейчас я уже просто удивляюсь находчивости человека. Врал постоянно. Из его же конторы еще один адвокат защищал Башлыкова.

— Как вы поняли, что адвокат подставной?

— Устименко три раза меня заводил на СБУ, за тысячу гривен. В то время я не понимала, что это за адвокат, наивно верила, что он нам поможет. Он мне говорил: «Ты должна найти деньги: 10 тысяч долларов прокуратуре и по пять тысяч долларов судейской коллегии. Ты должна уговорить мужа подписать признание». Потому что в первом суде, по мере пресечения, ребята отказались от своих первоначальных показаний, которые из них выбили. И вот адвокаты эти, из одной конторы, психологически урабатывали меня и сестру Сергея Башлыкова, чтоб мы уговорили ребят всё подписать. А тогда, дескать, адвокаты подкупят прокуратуру, им пойдут навстречу и дадут меньший срок, ну то есть не пожизненный, а 15 лет или меньше.

Человек просто никакой защитой не занимался. Он мне рассказывал, что якобы ездил к Вите и с ним общался, передавал мне приветы от него. А потом, когда я выбиралась на суд и там удавалось парой слов перекинуться, Витя даже понятия не имел о том, что адвокат к нему приезжал!

Решила его менять. Понятно было, что он подставной. И тогда со стороны Устименко начались намеки: «Вы ж понимаете, что вам это невыгодно. Они там люди ненормальные, националисты, вашим жизням будут угрожать». Я так понимаю, он не первый раз работал с СБУ. Мы начали искать варианты, вышли на адвоката Дмитрия Анатольевича Тихоненкова.

— Что поменялось после этого?

— Адвокат Тихоненков вытребовал справку в неотложке, где указано, что ребята там находились с рваными ранами, ушибами, побоями. Это медицинское заключение предоставлено в суд и подшито к делу. Довели до военной прокуратуры, Витю признали потерпевшим в этой ситуации. Но никто так и не привлечен. Все сотрудники СБУ были в масках, и никто не разбирался, кто из них что делал. Так это дело в подвешенном состоянии и до сих пор.

— А в целом что можете сказать о процессе?

— Четыре с половиной года тянутся суды. На все наши ходатайства идут отказы. Пока я ездила на суды, я была хотя бы в курсе происходящего. Но больше года назад я уехала.

В процессе нет ни приговора, ни доказательной базы. У нас по делу проходит немало доказательств невиновности ребят. Но всё это отклоняется. Судьи на всё закрывают глаза. Та сторона обвиняет нас, что это мы затягиваем дело.

— Вы упомянули машину, которую у вас забрали. А что с ней было не так?

— Машина — это вообще особая тема. Они пытались по какой-то видеосъемке доказать, якобы какая-то из машин подозреваемых ребят была возле метро «Маршала Жукова», недалеко от места взрыва. Долго просматривали видео. Просто темная машина в темноте. Несколько раз Витя подавал ходатайство по поводу экспертизы. Требовал, чтоб именно эксперты рассматривали это видео. Отказы интерпретировали тем, что он то неправильно назвал экспертную службу, то еще что-то формальное… Наконец, согласились нам доставить этого эксперта. И он четко и ясно дал заключение, что ни одна машина под это описание не подходит — ни Витина, ни Вовина. А у них в одном протоколе говорится, что это Витина машина, «Опель» черного цвета. А в другом по этому же факту упоминается Вовина машина. И якобы из этой машины из задней двери кто-то что-то достает. Но у машины Дворникова нет задних дверей!

Там нестыковки в протоколах даже по таким моментам. И таких ошибок и нестыковок много за четыре с половиной года выскакивало, говорящих о том, что всё сфальсифицировано.

— Подозреваемых задержали 26 февраля. А кого тогда задерживали в день теракта, о чем тогда громко заявлялось?

— Да, они показывали, что якобы в тот же день кого-то задержали. Те задержанные вообще потом не фигурировали.

Виновными назначили наших ребят. Для этого и подбрасывались эти кулечки. Такие, как тот кулечек Camel, что на столе дочери мы увидели. Я много лет проработала в сфере торговли. Прекрасно знаю, какие это кулечки. Они новейшие. И точно такие кулечки фигурировали у всех. Не только у наших ребят, а и у других — по диверсионным группам, по сепаратизму. И описание содержимого — точь-в-точь такое же. То есть они даже над этим не парились. Чтоб наверняка. Чтоб было доказательство почему задержали.

Не говоря уже о том, что сначала Витю увезли, а потом только в доме был обыск.

— Ваш муж работал в «Беркуте»?

— Да, он был сотрудником «Беркута». Потом работал в милиции. На момент всех этих событий он уволился из органов. Но из видеороликов было известно, что на майдане в феврале 2014 года его задерживали и избивали националисты. Сторона обвинения привлекла этот ролик: вот, он же замечен был там… Это в феврале, когда харьковские «оплотовцы» поехали на помощь «беркутятам». Мне кажется, что этот ролик повлиял потом на выбор виноватых. По нему можно было пробить данные этих антимайдановцев. Я узнала, что Витя ездил туда, когда его привезли с огнестрельным ранением колена. А потом уже я увидела видеоролик, как его избивали, доставали из-за пазухи паспорт, показывали в камеру…

— Какая атмосфера была на судах? Почему вам пришлось уехать?

— Сначала было больше родственников, со стороны Башлыкова, с Витиной стороны. Но так сложилось, что в последнее время в основном ездила только я.

Поскольку всё это задержание на моих глазах и на глазах ребенка происходило, я не верила, что ребята это сделали. Мне кажется, что это инсценировка СБУ. Кому-то выгодно было сделать это. Очень стремительно сыпались звезды на погоны потом. И я не удивлюсь, если для этого и была сделана такая подстава. Поэтому я ездила в суд, сколько могла. Там собирались человек по тридцать активистов. Иногда это были молодчики в формах с нашивками, «Правый сектор» и другие. И бабушки с вечно дрожащим голосом, что-то выкрикивали. Я приезжала одна, стояла под стенкой. А активистов там человек тридцать. Они могли в мою сторону что-то говорить, чтоб я слышала. Но я делала вид, что ни на что не обращаю внимания. Потом заходила в зал судебных заседаний.

Неоднократно ко мне подходил СБУшник, он все время выезжал с прокурором Лымарем. Он задавал вопросы: «А вы кто? А чья вы родственница?» Я говорила, что не буду отвечать ни на какие вопросы. Потом опять подходил: «А вы сестра Дворникова?» Они долго не могли понять, кто это, одна всё время ездит. А потом всё выяснилось (не знаю, кто помог). Выставили информацию в соцсетях, мои фотографии с ребенком: что я езжу по судам в Харькове и поддерживаю сепаратистов и террористов. Начали писать гадости. Я почитала — у меня волосы зашевелились: убить, прибить, сепарская мразь и т.п.

В прошлом году начали в открытую давить на ребят, чтоб подписали признание. Как я понимаю, один из вариантов давления был — угрожать непосредственно семьям. Сначала были просто эти ужасные комментарии. Потом начали приезжать на работу ко мне, тыкали непонятные корочки, представлялись сотрудниками СБУ. Хотя я не уверена, что это сотрудники СБУ (всё, что им нужно было, они спрашивали у меня в начале, после задержания, когда нас вызывали в СБУ на допрос официально). Я отвечала им, что разговаривать с ними буду только в присутствии адвокатов.

Они пробили и выставили в Интернете, где я живу, где работаю, расписание работы. Я тогда фитнес-тренером работала. В августе прошлого года я взяла отпуск, чтоб снять напряжение. Потому что и моему начальству не нужно было все это. Но в тот день, когда мне выдавали зарплату, я приехала в клуб, — а мне навстречу опять выходят эти товарищи. В очередной раз я им сказала, что не буду разговаривать с ними. Они очень долго находились возле клуба. Я позвонила адвокату. Дождалась, пока они уехали. И в тот же день я написала заявление об уходе. Потому что я понимала, что это уже последняя капля, и они меня не оставят в покое. И только я вернулась домой — мне звонит мой начальник: «Скажи, что нам делать. Приехало человек сорок на джипах, окружили клуб, требуют твоего увольнения. Рассказывают, что ты жена террориста, а мы сторонники сепаратистов, поддерживаем их. Мы им объясняем, что ты уволена, а они не верят». В итоге вызвали охрану. Вроде все разрулили. А активисты выставили в соцсетях победные реляции: мы добились увольнения жены террориста. Для меня это был очередной удар. Понимала, что мне не дадут ни работать, ни жить спокойно.
Я реально переживала за жизнь своего ребенка. Потому что подростку-девочке это всё страшно, и неизвестно что им придет в голову. Неадекватных среди них очень много. Я их видела и слышала в судах. Те угрозы, что они вываливали в открытую, — это страшно. Они действительно говорили, что не оставят нас в покое. Поэтому я приняла решение уезжать из страны.

— Активисты из каких организаций были?

— Из разных. Самый оголтелый там был Поздняков, из «Свитанка». Он наибольше нас терроризировал. Сейчас они же выступают против того, чтоб наших ребят обменяли.

Мое мнение такое. Еще в то время слишком много людей получило незаслуженных наград за «раскрытие» этого дела. И они заинтересованы в том, чтоб ребята не попали на обмен. Я слушала ту сторону, пыталась вникать. За четыре с половиной года они ни одного доказательства к делу не привязали. Какой бы результат ни был — однозначно будем бороться до конца. Все эти угрозы ни на что абсолютно не повлияют. Пройдем все стадии, если надо, кассационные. Вплоть до ЕСПЧ.

— Вы смотрели киевскую пресс-конференцию противников обмена?

— Там человек называет себя другом семьи погибшего подростка. Меня всегда коробит, когда люди пиарятся на чужом горе. На протяжении всех этих лет мы слышим одну и ту же интерпретацию: «террористы». У каждого своя правда. Они обвиняют, мы доказываем обратное. Но на месте адекватных людей, я бы не бросалась такими обвинениями хотя бы до приговора. Сидят певец, журналист, депутат — и совсем не сомневаются в версии обвинения?

— Один из них говорит, что обвиняемые ездили через Белгород в Ростов, проходили там обучение…

— Опять же — откуда эта информация?! То, что ребята пересекали границу, — да, в деле проходит. У Вовы семья в это время жила в Белгороде. И естественно он пересекал границу, потому что к семье ездил. О чем вообще разговор?! У Вити предыдущая семья и ребенок от первого брака в России. Он к нему тоже ездил. Откуда эта информация о каких-то полигонах, что это за выдумки? Я могу однозначно сказать, по какому поводу у Вовы и Вити эти пересечения были. Но люди рассказывают это всё «со знанием дела» с подачи конкретных организаций украинских, которым выгодно так подавать информацию. Расписать всё так, чтоб в эту сказку поверили те люди, которых пытаются привлечь на эти митинги. Им надо влить в уши то, во что будут свято верить: ездили, обучались, готовили из них диверсантов. Они не рассматривают вообще других вариантов, которые может быть приблизили бы их к разгадке: кто виноват в гибели их близких.

Алексей Кущин

«ПолитНавигатор»