Памятник Примирения в Севастополе. Фото с сайта rvio.histrf.ru «… А я стою один меж них/ В ревущем пламени и дыме/ И всеми силами своими/ Молюсь за тех и за других…» Эти строки в далёком уже 1919-м написал крымчанин Максимилиан Волошин о событиях, очевидцем которых стал, о боли, что так трудно высказать, о правдах каждого, что так трудно понять… О Гражданской войне, которая в те годы сковала нашу страну, уже не Российскую империю, но ещё не везде и Советскую Россию; землю, измученную тяжестью Первой мировой, взбудораженную Октябрьским переворотом (так говорим не мы, а сами большевики в 1917-м высказывались о революции), опустошённую пришедшим вослед голодом и эпидемиями… О событиях, что вмиг разделили не только страну на «белых» и «красных», но и многие семьи, превратив отцов и детей, братьев и сестёр в идеологических противников… И только, наверное, мамы, жёны, бабушки, женщины, в большинстве своём, остались на стороне каждого из детей, к какому бы лагерю он ни примкнул, остались и вот так же молились «за тех и за других»… Сыновьям России Так, наверное, молится над Севастополем женщина - Россия-мама, прижимающая одну руку к сердцу, а вторую протягивая к сынам, вставшим по разные стороны баррикад - поручику-белогвардейцу и командиру-красноармейцу. У их ног горит Вечный огонь и надпись: «Мы единый народ, и Россия у нас одна». Памятник «Сыновьям России, воевавшим в Гражданскую вой­ну» работы скульптора председателя Союза художников России Андрей Ковальчука в минувшем году открыли в севастопольском парке Примирения на берегу Карантинной бухты… И поклонные кресты примирения событий той войны появились во многих городах полуострова - региона, где с исходом войск Белой гвардии, «Русской армии», по сути, закончилась история Российской империи. Можно считать, что и Гражданская война, в общем-то, закончилась, хотя отдельные сражения продолжались ещё несколько лет - в Сибири и на Дальнем Востоке. И остались в памяти полуострова телеграмма будущего наркома по военным и морским делам Михаила Фрунзе о «занятии Керчи и ликвидации Южного фронта». И приказ командующего Русской армией, Вооружёнными силами Юга России Петра Врангеля об эвакуации всех, «кто разделял с армией её крестный путь». А ещё есть у нас под Ялтой крестовый (Кровавый) утёс, где белые расстреливали красных, и Баг­реевка, где красные расстреливали белых, и ещё десятки подобных мест в Симферополе и Севастополе, в Керчи и Феодосии. И хранятся в архивах документы о голоде, и эпидемиях тех времён, о часто меняющейся власти и следовавших за тем казнях неугодных. Гражданская война, которая не знает победителей - в ней все, так или иначе, побеждённые, жертвы. Она жестоко прошлась по судьбам детей одной Отчизны, когда-то разделённых на сословия и по достатку, а тогда, в начале минувшего века, разошедшихся ещё и по идеологии. Семейная трагедия Наверное, самое страшное в той войне, что разделялись и семьи. Как у нашей читательницы Татьяны, что тоже теперь ставит в храме свечи «за тех и за других». - У моей мамы Антонины Васильевны два брата и две сестры, - рассказывает женщина. - Младший Иван погиб в Великую Отечественную, при освобождении от фашис­тов Румынии. А вот старшего брата, сестёр и папу забрала Гражданская война. В 1918-м, когда Советская власть впервые победила в Крыму, дед Пётр и шестнадцатилетняя тётя Анна, работавшие на табачной фабрике купчихи Шишман, с восторгом приняли эту весть, как и революцию в 1917-м, собирались записаться в большевики, но бабушка Вера ждала ребёнка и попросила повременить с политикой. Советская Социалистическая Республика Таврида (Таврическая Советская Социалистическая Республика) появилась в марте 1918-го, а в апреле в Крым вторглись германские интервенты, нарушившие Брестский мирный договор. И начались казни, борьба с большевиками, в которой активно участвовали белогвардейцы, местные контр­революционеры. От их рук в Алуште погибли члены Таврического губернского комитета и первого Совета народных комиссаров (который возглавлял один из редакторов нашей газеты, тогда «Таврической правды», Антон Слуцкий). Это было лишь начало казней: к осени с Кубани прибыли новые отряды белогвардейцев Добровольческой армии Антона Деникина, не только грабившие местных жителей, но и расстреливавшие всех, кого подозревали в симпатии к большевикам. - В тот год деду и юной тёте, решившим стать на сторону «красных», повезло, выжили, - продолжает читательница. - А может, ещё спасло и то, что их сын и брат Николай, мой старший дядя, был подпоручиком Русской императорской армии, участником Первой мировой. Мама рассказывала, что несколько лет о нём, служившем на Кавказе, ничего в семье не знали, молились только, веря, что он - защитник Отечества, а «не, как местные, приветствовавшие в декабре 1918-го англо-франко-итальянских интервентов, якобы пришедших спасать полуостров от «красных». Интервентов и «белых» Красная Армия выбила из Крыма в апреле 1919-го, тогда создана Крымская Советская Социалистическая Республика, просуществовавшая до июня, когда вошли занявшие огромные территории страны солдаты Антона Деникина - теперь именовавшиеся Вооружёнными силами Юга России. - И казни продолжались: вообще полуостров тогда был, по словам бабушки Веры, весь окровавлен - красный террор, когда большевики били «белых» и интервентов, потом белый террор, когда белогвардейцы даже детей не жалели, «большевистское отродье», потом вновь красный… В городском саду (ныне Екатерининский парк. - Ред.) густо стояли виселицы, на одной из них летом 1919-го бабушка Вера нашла истерзанное тело дочки Анны, молодой комсомолки. Она вместе с отцом Петром была членом подпольной группы, боролись, как говорил дед, «с изменниками родной земли». Их кто-то выдал, арестовали, казнили. Где останки деда Петра мы так и не знаем, бабушку, когда пришла в тюрьму узнать о том, просто вышвырнули. А тётю мою молодую тайком смогли похоронить на старом кладбище у могилы бабушкиных родителей. Там вскоре похоронили и умершую от голода годовалую Любочку, младшую мамину сестрёнку. В сентябре 1920-го вернулся старший Николай - вместе с отступавшими с Северной Таврии частями уже Русской Армии Петра Врангеля - Крым до ноября стал последним её оплотом, последним оплотом Российской империи. Через два месяца дядю Николая расстреляли уже «красные», «закончившие освобождение Крыма от белогвардейцев». 16 ноября 1920-го командующий Южным фронтом Михаил Фрунзе отправил Владимиру Ленину телеграмму о «занятии красной конницей Керчи». За считанные часы до этого из Керчи ушли последние из 126 кораблей, что по приказу Петра Врангеля «эвакуировали военнослужащих Русской Армии, чинов гражданского ведомства с семьями и отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага». Но эвакуировались не все: многие не смогли покинуть родную землю, верили в гуманность большевиков. - Поверил и мой дядя Николай, - говорит читательница. - Он не смог оставить маму, сестру, брата, не смог бросить землю, где от рук его бывших товарищей-сослуживцев погиб отец и две младших сестры. Разочаровавшись в идеях Белой армии, в войне вообще, добровольно откликнулся на приказ Реввоенсовета о регист­рации бывших бойцов Белой армии. Больше его родные не видели: лишь узнала бабушка, что где-то в Воронцовском парке (Ботанический сад университета. - Ред.) его казнили во время очередного красного террора… У той войны не было победителей, только побеждённые, один народ, разделённый идео­логией. Наверное, у каждого была своя правда, свои стремления и борьба, но от этого не легче. И только строки из стихотворения «Гражданская война», написанные очевидцем Максимилианом Волошиным: «А я стою один меж них/ В ревущем пламени и дыме/ и всеми силами своими/ Молюсь за тех и за других… Не забываем, крымчане, не повторим!