2 ноября 1941-го газета вышла уже в Севастополе. Фото автора. Конечно, не только этот период Великой Отечественной наполнен героизмом советских людей, и не только в Крыму - по всей стране, в великую битву - за право быть, во имя победы над фашизмом. Но осень 1941-го для Крыма - начало боёв на суше, с 12 сентября, когда первое сражение на дороге Чаплинка - Армянск приняли бойцы 417-го стрелкового полка Александра Харитоновича Юхимчука 156-й дивизии Платона Васильевича Черняева, а через две недели нашей ожесточённой обороны всё же враг прорвался через Перекопский вал… Это и конец октября, когда 28-го фашисты прорвались через Ишуньские позиции, и первый залп, 30-го, в будущей обороне Севастополя, прозвучавший на 54-й береговой батарее в Николаевке. И начало ноября, 2-е, когда фашисты вошли в столицу Крымской АССР (чуть раньше оккупированы Евпатория, Карасубазар (Белогорск), одновременно - Бахчисарай, потом Феодосия, Алушта, Ялта, Керчь…), а вышедшие наперерез танкам симферопольские мальчики и старик с ружьями ничего не смогли. Помним. Симферополь. Начало О том пожилом мужчине, дедушке Петре (увы, не знаем его отчество и фамилию), не прятавшем и при Советской власти имперскую награду - Георгиевский крест, заслуженный в боях с германцами в Первую мировую, нам рассказала читательница Варвара Тимофеевна, его маленькая соседка по дому на улице Фруктовой, в пригороде Бахчиэль. Она читала дедушке нашу газету, тогда «Красный Крым» - «очень уважал её ветеран» - которую приносил с работы папа Тимофей Иванович, развозивший издание по регионам полуострова. «Дедушка, видимо, услышал гул мотоциклов и памятную с давних лет немецкую речь, почти ночью это было, на 2 ноября - мы с мамой Любой и братиком Толиком дома прятались. А дедушка Петя ружьё взял - он сам не охотник, хранил в память о погибшем в ту войну брате Демьяне… Судьба. В первую войну немецкая пуля брата убила, а Петра ранила, и в Гражданскую уцелел, хотя вновь немцы здесь были, а тогда, в 41-м… Мы увидели его утром на залитой кровью рубахе был Георгиевский крест, ружьё, переломленное, валялось…». Безымянными, увы, остались и мальчики, что с отцовскими ружьями на улице Карла Маркса вышли против фашистской техники… Лишь запись в дневнике пожилого симферопольца Хрисанфа Гавриловича Лашкевича: «2 ноября. Бедные мальчики! Они так же, как и я, верили в победу Родины, иначе они не подумали бы о том, что надо выступать с оружием в руках. Так возле трупов и лежат их ружья, рассыпаны патроны. Только по одной ране - на лбу или в сердце»… Два с лишним года оккупации начались для Симферополя 2 ноября 1941-го. Наши части покинули его 30 октября, но, как писал позже коллега Михаил Евсеевич Муцит, «немцы ещё несколько дней не решались войти в город. Они предприняли варварскую бомбардировку беззащитного населения, а затем заслали во многие кварталы своих автоматчиков, переодетых в гражданское. Засев на чердаках домов, фашистские головорезы в течение двух суток «устрашали» население, поливая ливнем огня проходивших по улицам стариков, женщин, детей…». Наш «Красный Крым» город «временно оставил» вечером 31 октября, выпустив в тот день последний в 1941-м симферопольский номер. Друг газеты Диана Сергеевна Берестовская, чей отец Сергей Степанович работал тогда в типографии, вспоминала: «Красный Крым» выходил чуть ли не до последнего дня. 30 октября в городе был митинг: «Симферополь не будет сдан! Не должно быть паники!» (о нём в том номере рассказала газета, как и о введении в Севастополе осадного положения), а 2 ноября немцы вошли на окраи­ну - она называлась Бахчиэль, примерно в районе нынешней улицы Лермонтова. Симферополь сдан без боя…» Наш тогдашний редактор Евгений Петрович Степанов вспоминал: «Когда положение Симферополя стало безнадёжным, мы получили команду покинуть город. Большинство товарищей отходило в Керчь. Часть работников - Григорий Лаврентьевич Фартушный, Ефим Семёнович Певзнер, Иван Андреевич Сухиненко, Григорий Викторович Кокушинский ушли в лес, в партизанские отряды (там же оказался сражавшийся на Перекопе фотокорреспондент Исай Михайлович Блох. - Ред.). А я, заместитель (Абрам Давидорвич Райчук. - Ред.) и ещё человек 10 (знаем, что Моисей Яковлевич Олинский, Леонид Тимофеев, Михаил Муцит. - Ред.) направились в Севастополь, где по решению обкома партии должна была издаваться областная газета (ею с 1918-го была наша, ещё как «Таврическая правда», «Крымский коммунист». - Ред.)»… Севастополь. Начало Как вспоминал коллега, «наборные машины и верстальный цех были перенесены в подвал дома на севастопольской улице имени Фрунзе. В тревожную, поистине трагедийную ночь мы покинули Симферополь и обосновались в Севастополе. Кругом полыхали пожары. Где-то близко рвались снаряды. То и дело трещали пулемётные и автоматные очереди. Первые дни в Севастополе были тоже очень тревожными. Население дезориентировано различными слухами, которые рождаются, конечно же, с помощью гитлеровской агентуры. Магазины закрыты, света нет, то и дело на город падают бомбы. Вот несут на шинелях раненых матросов с корабля, в который только что угодила фашистская бомба. Стройно идут в шеренгах моряки - морская пехота, которую уже тогда фашисты назвали «чёрная смерть», направляется на оборонительные рубежи. Несмотря на внешнюю неразбериху, чётко работал военный совет Черноморского флота во главе с командующим флотом Филиппом Сергеевичем Октябрьским, горкомитет обороны, возглавляемый секретарём горкома Борисом Алексеевичем Борисовым. С ходу начал свою деятельность обком партии (возглавлял Владимир Семёнович Булатов. - Ред.), начала выходить наша газета. Жизнь города, несмотря на неимоверные трудности военного времени, стала налаживаться, определились оборонительные рубежи, предприятия были укрыты в штольни». Чтобы вот такая жизнь наладилась в Севастополе, на его защиту встали сотни, тысячи человек. Первыми, чтобы перекрыть дороги из Симферополя, не пропустить врага продвигавшегося на Евпаторию и Саки (кратчайший путь на Бахчисарай и Севастополь), продержаться до подхода основных сил (на помощь шла Приморская армия Георгия Павловича Софронова, с октяб­ря - Ивана Ефимовича Петрова, а 51-я (Фёдора Исидоровича Кузнецова, с ноября - Павла Ивановича Батова) отступала на Керчь, вечером 29 октяб­ря на позиции у Дуванкоя (Верхнесадовое) двинулись в 35 километров ночного перехода, пешком, с полной выкладкой и пулемётами, 1171 боец отдельного батальона. Батальона курсантов, 18-20 лет, и преподавателей Военно-морского училища береговой обороны имени Ленинского комсомола Украинской ССР под командованием замначальника (начальник в госпитале после аварии) училища Василия Андреевича Костышина и военкома Бориса Ефимовича Вольфсона. Пять суток стояли насмерть, сдерживая натиск врага, в наспех вырытых окопчиках, с винтовкой, сотней патронов и пятью гранатами на бойца; погибая, сожалели, что «так мало сделали для Родины»… О курсантском батальоне рассказывал читатель Владлен Васильевич Королёв - сын офицера, до войны служившего замполитом училища - если бы Василия Андреевича не перевели в политотдел авиации Черноморского флота, то он бы повёл курсантов в первый бой. Впрочем, он вместе с комбатом Семёном Ивановичем Литвиненко через несколько дней повёл курсантам на подмогу шесть сотен бойцов ещё одного, спешно сформированного, батальона морской пехоты - из аэродромных команд, флотских экипажей… И они тоже держались, и иные батальоны, теряли людей в боях, но выполняли приказ «Не пустим врага в Севастополь!». Не отступал никто, до последнего в бой, как пятёрка морпехов - Николай Дмитриевич Фильченков, Василий Федосеевич Цибулько, Иван Михайлович Красносельский, Юрий Константинович Паршин, Даниил Сидорович Одинцов, сдерживавшие под Дуванкоем фашистскую технику 7-го (по иным данным, 8-го) ноября… Как 34-летний железнодорожник Иван Антонович Мареш, казнённый фашистами 30 октября 1941-го, когда на паровозе с приделанным плугом выворачивал шпалы на участке между Евпаторией и Сарабузом (Гвардейским) - преградить фашистам железнодорожный путь на Симферополь и Севастополь. Как Михаил Морозов и его товарищи с первой давшей залп в обороне Севастополя 54-й береговой батареи Ивана Ивановича Заики - пулемётчик прикрывал эвакуацию оставшихся в живых, сполна принявших пять суток боя, в том числе рукопашного… Увы, мы знаем его отчество - в военном архиве несколько однофамильцев, связанных с тем крымским периодом, но комвзвода Михаил Трофимович в Красногвардейском районе погиб, стрелок радист Михаил Алексеевич - в Саках 30 октября 1941-го; морпех Михаил Матвеевич пропал без вести тогда, как и комроты, правда, Максим Фёдорович, а пулемётчиком значится один - 19-летний Михаил Михайлович, что, по одним данным, пропал без вести в Крыму в 1941-м, по иным, пленён в мае 1942-го в Феодосии… Но точно знаем, Михаил Морозов с 54-й береговой стрелял по врагу в Николаевке до последнего, друзья-артиллеристы слышали «и пулемётный огонь, и взрывы гранат, потом всё стихло. Морозов погиб. Позже выяснилось, немцы расстреляли его раненого». Выяснилось это спустя почти четыре десятилетия, когда штормом размыло часть глинистого откоса на побережье и нашли окоп, с останками матроса рядом с пулемётом. Известные и безвестные герои Крыма, осень 1941-го, оборона. Об осени 1943-го, наступлении - в следующем выпуске рубрики.