Последний приют Николая Гундобина и 3-х неизвестных офицеров. К сожалению, в написании фамилии ошибка. Фото с портала Памятники Крыма. Единство. Только оно, да ещё искренняя любовь к Родине - залоги Победы. Единство вопреки разным национальностям и статусам, возрасту и полу, просто вместе в борьбе, - это спасало, вело… И в Великую Отечественную помогло нашему старшему поколению выстоять. Выстоять и победить, как говорил, уходя на фронт, герой Евгения Семёновича Матвеева в фильме «Любовь земная» - сам актёр рвался воевать, но после окончания Тюменского пехотного училища лучшего курсанта оставили преподавать. В наши дни мы, наследники победителей, порой всё же разделяем общих героев по национальности… Может, так сумеем постичь суть единства, сохранить память, чтобы каждая нация, чтя своих патриотов, училась у них мужеству и общности. И все вместе мы учились, гордились каждым, помнили всех. Сегодня вспомним о двух лётчиках, русском Николае Ивановиче Гундобине и армянине Гургене Петросовиче Багдасарове, сражавшихся за полуостров. Об одном знаем - погиб в Ленинском районе; судьбу другого смогли проследить до демобилизации в 1946-м. О первом рассказал как-то наш читатель, фронтовик Виктор Мартынович Бойченко, в этом году ему 98 лет, инвалид войны, кавалер медали «За отвагу» и ордена Славы третьей степени, участник штурма Берлина. Оттиск письма сохранился в газетном архиве. О другом - член Крымского армянского общества Вартан Григорян. Солдат о солдате Письмо Виктора Мартыновича газета опубликовала 1 августа 2007-го - «обычный солдат, инвалид Великой Оте­чественной» обращался к жителям села Семёновка с просьбой «сохранить, привести в порядок воинское захоронение, где покоится лётчик Николай Гундобин, погибший в небе над Крымом». - Я бы очень хотел сейчас съездить в Семёновку, положить цветы к обелиску, но возраст не позволяет, - писал симферополец. - Надеюсь, что местные жители не забывают это захоронение, и, может быть, кто-то положит цветы к могиле погибшего на моих глазах лётчика…. Тогда откликнулись жители, написали, что лежат цветы у памятника на братской могиле: кроме Николая Гундобина похоронили (скорее, перезахоронили всех позже) ещё троих защитников полуострова, увы, имена неизвестны. Считается, что это офицеры 51-й армии, сражавшиеся на этой земле весной 1942-го, до майского падения Крымского фронта. В надмогильный памятник вмонтирована лопасть от пропеллера самолёта, хочется верить, что от того, на котором сражался и погиб Николай Иванович. Изначально, когда местные жители хоронили его на кладбище, именно лопасть стала памятником. С датой гибели 19-летнего Николая - путаница, по данным электронной Книги памяти республики, погиб он у села Китень (ныне - Семёновка) в 1942-м, на памятнике указан январь 1944-го, но читатель, очевидец гибели, вспоминал о весне 1943-го (тогда лётчик воевал в 43-м гвардейском штурмовом). Дата на памятнике, скорее всего, из донесения о безвозвратных потерях 4-й воздушной армии, подписанного комполка гвардии подполковником Александром Алексее­вичем Осиповым. Гвардии младший лейтенант, командир звена 101-го истребительного авиаполка 329-й истребительной авиадивизии, числится «не возвратившимся с разведки движения железнодорожных эшелонов на перегоне Керчь - Владиславовка на самолёте «Аэрокорбра» (американский, получен по ленд-лизу. - Ред.)», «место погребения не установлено». По иным документам до сих пор числится «пропавшим без вести». Указание на весну 1943-го нашли и в эссе Нины Плаксиной, рассказавшей, что жительница села Зинаида Филипповна Колесникова сохранила альбом Софьи Филипповны Новиковой, учительницы начальных классов, дважды награждённой знаком «Отличник народного просвещения». «В альбоме статья полковника в отставке Ф. Третьякова (Фёдора Андреевича, в войну - замначальника политотдела 47-й Невельской стрелковой дивизии, награждённого несколькими боевыми орденами, в мирное время, симферопольского краеведа, автора-составителя сборника о крымских Героях Советского Союза. - Ред.) - на основе рассказа уже известного нам Виктора Бойченко, вспоминавшего «высокого, русоволосого лейтенанта». «Рассказывалось о ходе поиска. Трудность была в том, что родители Николая (по данным одного донесения архива, мама Мария Дмитриевна жила в Москве, на Большой Почтовой, по данным иного - в Муроме, на улице Тимирязева. - Ред.) умерли, а лейтенант милиции начальник паспортного стола Муромского горисполкома Краснюк сообщил Софье Филипповне, что письмо передал тёте парня. Вскоре пришло письмо от сестры Гундобина из города Кулебаки Горьковской (Нижегородской. - Ред.) облас­ти, в котором она сообщала: «Коля был для меня в детстве самым любимым человеком. Мы вместе росли. Он был хорошим сыном, братом, комсомольцем, писал тёплые, бодрые письма. А потом пришло сообщение - погиб…». Далее Фёдор Третьяков сообщает, что, работая в Центральном архиве обороны (очевидно, речь о Центральном архиве Министерства обороны страны. - Ред.), он обнаружил документ, где сообщалось о бое 17 марта 1943 года. Проходил он в районе крымской железнодорожной станции Семь Колодезей. После воздушного боя, который проходил ближе к полуострову Казантип, над морем, один из истребителей не вернулся». Из Львовской авиа Увы, нам не удалось найти архивный документ о том бое, но воспоминания сохранил Виктор Мартынович Бойченко. «Помню день, когда он погиб, как сейчас. 17 марта 1943 года, я, семнадцатилетний, чудом выбрался из фашистского конц­лагеря, добрался в родительский дом в Семёновку. Чтобы немного развеяться, решил порыбачить. Был ясный день. И вдруг тишину разорвал гул моторов - со стороны моря шло звено истребителей, на крыльях красные звёзды. Я так обрадовался, закричал: «Ура! Наши!». А потом, когда после обстрела скоплений вражеской техники на станции Семь Колодезей истребители возвращались обратно, увидел, что один из них в огне. Он упал в море недалеко от берега. На лодке добрался до места, стал бросать якорь и зацепил обмундирование погибшего лётчика. Вытащил героя на берег. Документы, фотографии - всё было мокрым - разложил сушить на камнях. Внезапно приехали фашисты на мотоциклах, начали бить меня, потом забрали документы лётчика и уехали. Лишь успел прочитать и навсегда запомнить его фамилию: Николай Иванович Гундобин, уроженец Мурома Владимирской облас­ти. Сельчане сколотили гроб, выкопали могилку на местном кладбище, похоронили лётчика, а вместо памятника вкопали лопасть самолёта. Так и покоился наш герой до 1948 года, потом останки всех погибших на этой территории воинов перезахоронили в парке бывшего рыбколхоза имени Павла Степановича Нахимова в Семёновке. Я посылал запрос в Муром, на родину лётчика, получил ответ: родители умерли, а сестра Валентина Самохвалова живёт в городе Кулибаки Горьковской области. Списался с нею, она рассказала о Николае - комсомольце, отличном парне, девятнадцатилетним оказавшемся на фронте после лётной школы. Похоронку они получили, но, как и где погиб брат, не знали. В 1963 году сестра лётчика отдыхала в Евпатории, нашла меня, я уже жил в Симферополе, съездили с нею в Ленинский район. До сих пор помню, как она плакала на могиле брата». Николай родился 1923-м, по одним данным - в Муроме, по учётно-послужной карточке - в Москве, в 1930-м окончил девятилетку и стал курсантом Львовской военно-авиационной школы пилотов, оканчивал её, получив звание старшины, в Зернограде на Дону, куда эвакуировали учебное заведение. Первый бой принял тоже на Дону, пилот 590-го истребительного авиаполка (Фёдора Михайловича Телегина, позже Александра Дмитриевича Соколова, комиссара Михаила Сергеевича Воронцова). И свою единственную награду - орден Ленина (представляли к двум - Красной Звезды и Красного Знамени) получил за бои там, у реки Миус. На сайте музея «Самбекские высоты», в воспоминаниях однополчанина Георгия Афанасьевича Литвина и на портале «Память народа» мы наши описания того подвига. Кстати, после этого вылета, 8 марта 1942-го, родным лётчика отправили похоронку - сохранился документ, подтверждающий гибель, но в тот раз повезло. Погиб Николай Гундобин всё же за Крым. О том, как два ордена стали одним, как первый раз лётчику удалось выжить - в следующем выпуске рубрики. И о том, как на Крымском фронте сражался иной лётчик - Гурген Багдасарян, вспомним, его командование призывало иных равняться на авиатора.